"... у Хомулили длинные светлые волосы - это непривычно и ей, и мне. Она убирает их в тяжелые косы - Гертруда помогает, подает заколки с черными розами, придерживает ажурную шляпу, отодвигает кружки с Оранж Пеко на безопасное расстояние. Я совсем не удивляюсь тому, что зеленоволосая здесь - магия Кремхильд способна на все, мне кажется.
Боже, я даже не пытаюсь назвать её Мадокой. Даже не потому что черное существо подле меня - лишь тень подруги, разделившейся на две части - потому что я уже начинаю забывать то, что могла существовать иначе..."
" - А ты растолстела, Мами, - резко вскидываю взгляд и не ошибаюсь в своих предчувствиях, ведь передо мной появляется ухмыляющаяся Офелия. Как всегда при полном параде, хотя я просила, что бы она являлась в нормальной одежде. Улыбаюсь кончиками губ, думая о том, что лишь она продолжает называть меня так.
- Меня не трогает речь девушки, у которой зажигалка вместо головы, - радость встречи с подругой вызывает настоящую улыбку. Она мало изменилась.
Огонь на голове Кёко Сакуры вспыхивает с новой силой..."
"... Октавия никогда не приходит ко мне - она стала ведьмой первая из нас и до сих пор хранит свою печаль, изредка общаясь с Кёко. Наши измерения совсем рядом - мне достаточно подойти к стене, что бы услышать жалостливый крик скрипки, а через пару минут - рыдания навзрыд, которые эхом отражаются от стен, множатся, наростают гулом, становятся маленькими, совсем беспомощными миньонами, рассыпаясь от одного прикосновения. Иногда она кажется мне самой сильной, но тогда я вспоминаю о Гретхен.
Она, напротив, часто сидит у меня за чашечкой чая. Чаще всего мы общаемся на общие темы или вовсе молчим. Ни слова о прошлой жизни. В отличии от Кёко, у Канаме нет никакого желания говорить о том, что было. У неё вообще нет желания говорить, так мне кажется..."
"Смыслом моей жизни стал чай - в ней нет больше ничего такого, что могло бы его заменить. Этот мир лишен малейшей капли логики, которую Кьюбей окончательно вывел, прибыв на Землю. Нет никаких закономерностей, никакого фундамента под ногами.
Я тону в море бессмыслицы - вкусом, запахом и цветом оно напоминает чай."
"- Канделоро, - приходит один раз, серьезная, глядит исподлобья. Спускаюсь с высокого табурета - Шарлотта, что сидит рядом, настораживается.
- Что случилось? - улыбаюсь мягко, приглашаю присесть, осматриваю Хомулили. Она, как всегда, с Гертрудой - та тоже серьезна. У меня не остается сомнений на счет того, что причина её прихода - не ссора с Вальпургис или жалобы на холодность Кремхильд. В конце концов, она не стала бы так внезапно приходить по таким причинам.
- Кремхильд исчезла, - замечаю на глазах ведьмы слезы - она никогда не плакала здесь. Она не напоминает грозу путешественников, легенду города *** - ту, которая есть, которой она и должна быть. Та, которая без промедления убивает маленьких, новеньких, совсем зеленых девочек-волшебниц. Та, которая пренебрегает обращением в натуральную форму, довольствуясь остатками силы человеческого обличия - этим пугает, шокирует, а позже словно бы дает слабину и убивает быстро, разбивая переливчатый камень души.
Мое измерение похоже на большую английскую залу с тысячами чашек на полках, одним большим столом и высокими табуретами. Абсолютно круглый зал не имеет никаких дверей - единственный выход отсюда - пройти через портал, находящийся высоко в небесах марципановых цветов. Мое небо хмурится, маленькие миньоны разбегаются в стороны и я вижу Офелию - разъяренную, но во всем её виде какая-то неуверенность, грусть, непринятие и непонимание.
Хомура плачет навзрыд, роняет слезы на резной паркет. Шарлотта быстро спускается, обшаривая карманы в поисках платка.
- Она пожертвовала собой, - голос Сакуры дергается, она соскакивает с коня и встает в полный рост, но тут же сгибается, опираясь на копье. Глаза Акеми расширяются - я вижу перед собой испуганную серну. И понимаю, что сама я не могу почувствовать того же, что они.
Жалею себя."
"Мы сидим в бывшем измерении Кремхильд - старинные здания, ровным кругом опутавшие раскидистую иву, постепенно рушаться. Явный признак того, что её уже нет - никогда не будет. И словно никогда не было - ведь наша память потихоньку стирается. Совсем скоро здесь уже ничего не будет, а Гретхен останется в сердце как что-то легкое и приятное, но совсем не обязательное.
От осознания подобной мысли приходит какое-то облегчение. Все же, все люди - эгоисты, а я ведьма. Я могу себе это позволить. Мы все изменились не в лучшую сторону. Я лишь потеряла часть своего сострадания и считаю, что только выйграла от этого.
Хомулили рыдает навзрыд. Также, как друзья всех тех волшебниц, которых она погубила. Глаза Офелии горят яростным огнем, волосы поднимаются всполохами пламени; я слышу, как её конь взбивает мокрую землю копытами.
Здесь все серо. Идет дождь. Я не привыкла к таким пространствам. Я уже 2 года сижу в своей круглой зале, которая стала мне настоящим домом. Здесь нет привычных мне форфоровых чашек на бесконечных полках, нет мебели и нет бесконечной высоты марципанового неба - облака нависли так низко, что можно дотянутся до них рукой, если зависнуть чуть выше высокой ивы, являющейся центром.
Вальпургис спокойна - она старше всех нас, она не обращает внимания на подобное. Ей все равно на Кремхильд. Патриция развлекает понурую Элли. Глупо думать, что она расстроена исчезновением той, с которой никогда не общалась. Она ведь не Мадока.
Сердце кольнуло острой иголочкой боли, выпуская такую ненужную горечь. Я понимаю, что её действительно больше нет - ведь в даже своей ведьминской ипостаси она оставалась тенью себя - изредка на лице проглядывалось то светлое выражение, которое так обрадовало меня в лабиринте Шарлотты. Розоволосая свернулась калачиком на коленях Роберты - та не пропустит случая выпить. На свое горе рядом сидит Октавия, которая, кажется, совсем не заинтересована в нашем сборище.
- Ну и? - голос Эльзымарии слишком тих - приходится прислушиваться. Она могла бы убираться волосы с лица во время разговора. Это же не вежливо.
- Ну а что теперь делать? - Гертруда пожимает плечами, её это мало волнует. Её волнует то, что Хомура больше похожа на призрака. Её волнует то, что она не успеет полить розы. Её не волнует никто, кроме её друзей.
- Надо мстить! - усмехаясь, я смотрю на сказавшую такую глупость Кёко. Она уже знает ответы - ведьмы не мстят за своих. В редких случаях они скорбят. А чаще всего - просто отпускают. Вальпургишнайт советует ей именно это. Хомулили вновь заходится плачем.
Противно слышать..."
"Кремхильд появляется спустя пару дней, отталкивает от себя Хомулили и уходит куда-то в глубь разрушенного измерения. Вальпургишнайт хмыкает, как-то зло - они никогда не любили друг друга. Когда я прихожу к Гретхен, что бы спросить, что же заставило её удалиться из своего измерения и уйти так далеко, что оно начало разрушаться, девушка лишь хмыкает и показывает на небо.
Во мне появляется резкое и нелепое убеждение в том, что она навещала себя на небесах.
И я оставляю без внимания то, что ведьма впервые выразила хоть какие-то эмоции - пусть они и заключались в ироничной усмешке."
"Через несколько недель пришли девочки-волшебницы, теперь вместе с Кьюбеем. Он заходил несколько раз - поздравить с успешной защитой энтропии на какое-то время. Сказать свое лишенное эмоций кроткое спасибо. Посоветовать места, где лучше расположиться. Знает же, что не последуем советам, чувствуем подвох. Сказал, что лишь потому, что мы были необычным поколением.
Я смеялась очень громко - небо окрашивалось желтой краской и слепило глаза.
Теперь видно, что у него не осталось никаких добрых намерений. Я спокойно допиваю чай и спускаюсь к гостям, которые уже прошли этажи миньонов. Мои слабые друзья и подруги лежат кровавой кучей у дальней стены. Мне их немного жаль - но вопреки ожиданиям ничего больше я не испытываю. Думаю, что не с кем теперь пить чай.
- Значит вот почему несколько часов было так шумно. Я думала, что все из-за Октавии.
Улыбаясь врагам, осматриваю их бегло и застываю на месте, открыв рот.
Я вижу себя в мои 15. Мадоку, Саяку - такими, какие они есть на самом деле. Улыбка Кьюбея кажется мне ироничной. Волшебница одна - лишь Мами. Наши улыбки похожи - я вижу это, потому что Саяка переводит взгляд с меня на неё.
Приятно думать, что что-то не меняется во мне.
С той же улыбкой церемонно кланяюсь и медленно подхожу к своему двойнику.
Я не знаю, что здесь творится, но мне не хочется её убивать.
Все же, я всегда была красавицей."